Школа готовится к новогоднему утреннику, актовый зал на глазах преображается почти до неузнаваемости. Три старшеклассника под надзором пожилой тётеньки-завуча растаскивают к стенам зрительские кресла. Ещё четверо, стоя на стремянках, по её же указаниям натягивают под потолком бумажные гирлянды и, когда завуч отворачивается, весело кидаются друг в друга припрятанными в карманах брюк рулончиками серпантина. Худенькая девочка, сидя на подоконнике самого дальнего от входа окна, неторопливо и вдохновенно рисует гуашью на стекле ёлочки и снежинки. В центре зала трое ребят под руководством очень серьёзной молодой учительницы наряжают ёлку. В углу у сцены десятиклассники Костя и Катя репетируют с концертмейстершей песенку Деда Мороза и Снегурочки. Типичная отличница Катя похожа на Снегурочку даже без костюма: невысокая, с большими голубыми глазами и толстой пшеничной косой. Высокий и неимоверно худой Костя, на котором пиджак стоит колом, а брюки коротковаты, похож на кого угодно, только не Деда Мороза. Костя поёт свой куплет. С лица концертмейстера слетает вечная педагогическая озабоченность. Молодая учительница, руководящая собиранием ёлки, тихонечко подпевает, отвернувшись от подопечных. У Художницы кисточка на несколько секунд зависает в воздухе, и краска капает на подоконник. Красавица Катя опаздывает вступить, а когда всё же вступает, не попадает ни в одну ноту, а голос у неё оказывается на удивление резким и неприятным. Концертмейстерша снова превращается насупленную тётку, молодая учительница — в серьёзного педагога, а лицо Художницы морщится, как от зубной боли. Концертмейстерша, стуча по клавишам, пропела: —Та-ак фа-альшиво петь нельзя! Попробуем ещё! С первого куплета. Костя старательно, но с невыразимой скукой на лице повторяет свой кусок песни. Магия пропала: теперь он поёт хорошо, даже очень хорошо, но не волшебно. У Кати от волнения дрожат губы, она вступает раньше, чем нужно и поёт ещё фальшивей, чем в первый раз. Костя смотрит на неё с сочувствием. Концертмейстерша с силой захлопывает крышку пианино и объявляет: —Передохнём полчаса, потом ещё попробуем! Катя, соберись! Там же несложная мелодия! Чего ты никак не споёшь?! Катя чуть не плачет от обиды на такой тон, на своё неумение петь, на Костю, который зачем-то попадает в ноты и ставит её этим в неудобное положение… Кресла расставлены, гирлянды развешены, ёлка наряжена. Старшеклассники, завуч и молодая учительница ушли. Концертмейстерша достала из сумочки, стоящей на пианино, зажигалку и сигареты и тоже ушла. В зале только Костя, Катя и разрисовывающая теперь другое окно Художница. Катя садится на край сцены и разглядывает полуоткрытый занавес так, как будто ничего интереснее рисунка на нём в жизни не видела. Костя, успевший зачем-то подойти к художнице, решительно направляется к Кате, но решимость с каждым шагом слабеет, в конце концов он останавливается в полуметре от Катиной спины и замирает. Постояв несколько секунд, запрыгивает на сцену и встаёт так, чтоб её взгляд падал на него. Катя смотрит на него с полнейшим безразличием. Скорее даже не на него, а сквозь него. Костя садится на сцену (без того коротковатые брюки ещё больше задрались, обнажая край носка). —Кать, ну, ты чего такая грустная? Подумаешь, песня не получается!.. Ещё порепетируем и соловьём запоёшь! Зато ты в костюме такая красивая, настоящая Снегурочка! Катя по-прежнему безразлична. Костя, ободрённый тем, что его не прогоняют, продолжает: —И ещё… Я давно хотел сказать… То есть, спросить… Что ты делаешь в четверг вечером? Катя оживляется: —Напиваюсь в честь неудачного актёрского дебюта. А что такое? —Напиваешься? А я думал, ты не пьёшь… —Ну, надо же когда-то начинать. Тем более, опозорюсь сильно... А почему это я не пью? Я не человек, по-твоему? —Человек. Замечательный человек... В Катином голосе с каждым словом прибавляется яда. —Списать на диктанте всё равно не дам. —Я и не прошу… —Скажи ещё, я тебе нравлюсь с третьего класса, и ты долго интриговал, чтоб нас вместе послали на утренник… —Не с третьего, а с первого. Ты пришла с огромным букетом гладиолусов и читала на линейке стишок, в тебя сразу все мальчишки повлюблялись. И не вредничай. Тебе не идёт. Когда улыбаешься ты гораздо красивее. На лице Кости появляется рассеянно-гордое выражение, какое бывает у всех влюблённых, когда они ещё не уверены в реакции на свои признания, но уже горды, что нашли в себе силы их озвучить. Катя смотрит на Костю так внимательно, как будто впервые удосужилась рассмотреть, а он воодушевлённо продолжает: —Может, в четверг в кино сходим? Художница тем временем перебирается на подоконник самого ближнего к сцене окна, и Катя, заметив это, легонько подталкивает Костю в плечо: —Пошли под ёлку. Костя берёт Катю за руку, она делает вид, что не заметила, но и не убирает руку. Разговор продолжается полушёпотом под сенью искусственной ёлки и с отблесками невыключенной почему-то гирлянды на лицах. —Ты мне тоже нравишься, - говорит улыбнувшаяся наконец Катя, - правда, не с первого класса, а с тех пор, как засветил мячом физруку между глаз. —Добрая ты. А у физрука сотрясение мозга… —Так ты и засветил не просто так, а за то, что он всё время якобы случайно норовил меня облапать… —Да? Да если б я знал, я б не только мячом засветил, я б ему морду набил! —А, так ты меня не защищал? Ну, тогда ты мне просто так нравишься… А что в четверг показывают в кино? —Понятия не имею… Пойдём на шестичасовой сеанс? —Пойдём. Встретимся у афиши? —Ага. Костя и Катя, не сговариваясь, запевают многострадальную песню. Вернувшаяся с перекура концертмейстерша начинает подыгрывать, а Художница, заслушавшись, рисует снежинку зелёной краской.
Жаль, что вы меня считаете упадочником-страдальцем. Совсем это не так. Я верю в хорошее, в добро, потому что верю в Бога. Я убеждён, что человек - хорош. Я люблю вас очень, и этого достаточно для того чтобы быть счастливым. Я не считаю, что концовка, тем более в сказке, должна быть плохой. Наоборот! Но она должна быть обоснована, она должна быть живая... А дохлятины в искусстве (например ж.романы) и так много.
Босого можно цитировать ))) Он балин спецом достает из закоулков своего необъятного кругозада умные слова и вываливает их на нас. Короче, если жить по принципу "Все плохо, а хорошо было много лет назад, когда меня еще не было", то можно реально проспать свое "хорошо сейчас"...
Знаешь, дорогой Босой, в чём твой системный сбой (предупреждая вопрос, скажу: мой системный сбой в том, что я умная дура)? Вся твоя жизненная позиция в принципиальном несчастье, и ты уверен, что это возвышает. Только не могу понять, чего ж ты тогда не любишь бабские романы - там все так со вкусом страдают, а до конца можно не дочитывать ;)))
Вот именно этот твой психологический утопизм, ничем не поддержанная надежда на хорошую концовку мне и не нравится. Да - для гламура - это опредляющий принцип. Миф о Золушке, как главный миф о мире... Ну не интересно это. Всё может и должно хорошо заканчиваться в любой сказке (Толкиен), однако что такое хорошо и что такое плохо - вот вопрос (Андерсен). Сама сцена объяснения попахивает нестерпимо...
Романтика мать ее... Банально, тупо, до идиотизма... Но почему то хочется, чтобы сказка получилась, чтобы вот так оно все и было, чтобы раз и все забылось, и все получилось и все запело... Короче, меня зацепило, пусть вот хоть вот так.
